О чем свидетельствует и куда направляется соборное движение?

 

Очевидно, что адекватная оценка того значения, которое имел для евангельского движения в России IV Евангельский Собор, состоявшийся в июне 2013г. в Петербурге, требует определенной временной дистанцированности. Был ли Собор поворотной точкой в истории движения, итогом некоторого развития, стартом чего-то нового или же всем этим вместе взятым, покажет время, однако, это не снимает возможности увидеть некоторые акценты, звучание которых на Соборе уже не может оставить прежним наше понимание евангельской жизни.

Собор не одномоментное действие, он континуален, как во времени, учитывая все предшествующие ему соборы, так и ментально. Во-первых, событие июня лишь экспликация, осознание и облечение в слова скрытого до времени понимания тех тенденций, процессов, проблем и решений, вызревающих подспудно в недрах современной евангельской жизни. Во вторых, собор – это всегда более глубокое понимание и новое преломление предшествующих соборных открытий. В третьих, собор – это не просто событие, но совершенно особое измерение бытия церкви. Хотя соборность, как некий идеал церковной жизни, скрыто или явно всегда присутствовала в чаяниях христиан, но реально воплощенная соборность, явление в истории церкви крайне редкое, и к великому сожалению, всегда локальное.

В истории христианства собор никогда не собирался без насущной в том необходимости. Догматические, канонические или политические ли проблемы вынуждали церковь искать совместно ответ у Бога, решения собора становились базисом, определяющим дальнейшее течение церковной жизни. Можно много рассуждать о соотношении в истории христианских соборов чистой веры и нечистой политики, однако, это ничего не меняет по существу, ведь человек существо политическое, и им остается, даже если он и Homoreligious. Нам важно не это, но то, что собор как воплощенная соборность становится жизненно необходимым церкви тогда, когда та практика, что была раньше, уже не работает, когда случается нечто, что ещё не понято, но требует понимания, когда истина уже «где-то рядом», но не в самой церкви. Тот факт, что Евангельский Собор уже в четвертый раз за четыре года собирает свою аудиторию – это серьёзный показатель того, что сегодня такая необходимость назрела, что у церкви есть существенные вопросы, решить которые можно только соборно, и только с Господом.

События начала 90-х задали особый вектор развития евангельской церкви в России, когда церковь училась жить и трудиться в новых реалиях политической и религиозной свободы. Бурный рост евангельских церквей сохранялся на всём протяжении девяностых, однако уже в начале двухтысячных торможение в численном росте общин отметили практически все христианские конфессии.

Утверждение о том, что численный рост общин является прямым показателем духовного здоровья церкви, спорно, и заслуживает особого богословского анализа, однако, этот показатель также говорит нам о том, что внутренняя и внешняя ситуация, в которой находится современная христианская церковь, качественно отличается от той, что была ещё десятилетие назад. Соответственно, церковь сегодня крайне нуждается в осознании не только новой ситуации собственного бытия, но и в обновленном понимании своей веры и своей миссии.

Именно в этом и представляется основная задача богословия – переосмыслить, исходя из новых реалий, положение и задачу церкви в современном мире. Богословие, если мы понимаем его как слово Бога к человеку, – это не только то, что Бог сказал о церкви IV, VII или XIV веков, но также то, что Он говорит о церкви сегодня. Нам нужно слово Бога о церкви сегодняшней.

Конечно важно, что Второй Вселенский Собор установил особый статус епископа Константинопольского, это важно, но не актуально сегодня. Важным было осуждение монофизитства на Халкидонском соборе, но это не актуально для сегодняшнего дня. Решения этих соборов – это ответы, полученные соборно на ситуацию того времени. Это не значит, что решения тех соборов не значимы для современной церкви, это значит, что они уже совершили свою работу и церковь живет на этом основании. Но для церкви крайне важно найти ответы на новые вызовы её существования в современном мире. Как часто мы пытаемся решать новые вопросы старыми средствами, но они непригодны как вчерашняя манна. Слово Бога живо и только потому действенно, это не догма, и не мертвый концепт, не просто форма, но это форма, наполненная содержанием. Христологический догмат останется пустой, бессодержательной и бездейственной богословской формулой без живого присутствия Духа, Христа, Слова истинного. Именно этим настоящее богословие отличается от пустого наукообразного богословствования, и именно поэтому нам нужен Собор, где церковь, оставив всё прежнее, отложив в сторону всё своё знание, опыт, регалии, победы и поражения, как ничего не знающая, в единстве нищих духом предстаёт перед Тем, у Кого всё богатство разумения и ведения.

Выше мы отметили, что собор континуален и, говоря о череде соборов, можно говорить о соборном движении как новом измерении в российском евангельском движении. Также мы заметили, что соборность, хотя и является идеалом христианской жизни, в земных пределах не пребывает постоянно, локальна и проявляется в сложные, а подчас кризисные периоды церковной и мировой истории.  Соборное движение возникает как поиск ответа на назревшие вызовы времени. Это позволяет нам ожидать, что сегодняшнее соборное движение призвано выполнить особую задачу – обнаружить и решить такие проблемы, снятие которых позволит церкви выйти на качественно иной уровень своего бытия в мире – новый уровень святости, веры, служения.

Соборы, предшествующие IV-му Евангельскому Собору, обозначили и положили основание разработке целого ряда насущных проблем, решение которых давно требовалось в христианском сообществе. Ценной и, без преувеличения можно сказать, фундаментальной идеей, определившей возможности дальнейшего развития самого соборного движения, стала концепция «Единство в многообразии». Признание необходимости отдельного, единичного, подчеркивает ценность частного как уникального отражения  многообразных граней Божественного. Это понимание ценности индивидуального, особенного, ведет к преодолению распространенной и закрепленной в веках установки христианского отношения к другим конфессиям как еретикам, раскольникам, заблудшим. Единство – это не пагубная унификация, но признание легальности быть иным, способность принять другого. Это понимание, что лишь в самой сердцевине нашего бытия мы можем быть по-настоящему едины. «Единство в многообразии» позволяет видеть существенное и второстепенное в церкви. Вера и любовь к Христу – это главное, что позволяет назвать представителей других церквей и конфессий братьями во Христе, и это как нельзя созвучно сегодня ситуации современного российского поликонфессионального общества.

«Единство в многообразии» решает (пусть пока только ментально) проблему христианского межконфессионального взаимодействия, но одновременно бросает церкви новый вызов: а как быть с отношением к иным мировоззрениям, атеистам и представителям иных религий? Собору сегодня удалось решить проблему отношения к другим христианским церквям и деноминациям, спустившись с позиции всеведущего брата, готового всех и всему научить, но как нам решить проблему отношений к иным мировоззрениям в отношении мира и Бога? Неужели и здесь нам придется расстаться с менторской позицией? Это серьезный вызов для церкви сегодня, а ведь для многих эти вопросы даже не стоят. Мультикультурный, плюралистический мир отторгает сегодня патерналистскую проповедь, но есть надежда, что любая культура чувствительна и восприимчива к Истине, и возможно, чтобы осознать это и жить этим нам потребуется вновь соборно предстать перед Господом и сказать: «Мы не знаем, но Ты научи нас».

Другое направление богословских изысканий Собора во многом коннотирует с проблематикой «единства в многообразии» и связано с разработкой проблемы христианского сознания и мышления. «Мы имеем ум Христов», утверждает в 1-ом послании Коринфянам (2:16) апостол Павел. Иметь ум Христа — это задача для церкви сегодня. Известно, что горизонты нашего сознания – это границы нашей жизни. Это истина не только христианская, она сегодня известна и миру: хочешь быть богатым – стань богатым сначала в своем сознании. Теории визуализации пропитали сегодня и мир, и церковь, но это иная тема, и не всегда полезная. О другом говорит нам апостол Павел. Особенность христианского сознания в постоянном балансировании на границе временного и вечного. Христос соединил в себе два мира, две перспективы – вечность и бесконечность Отца, временность и конечность творения (Еф.1:10). Ум человеческий обращен к земному, ум Божественный, причастником которого рожденный свыше христианин становится во Христе, обращен в вечность. В этой дихотомии заключена основная проблема человеческого существования и сознания, причем не только сознания христианского.

Возможность выхода за пределы ограниченного естественного бытия, обращенность человека к вечности, терзала умы и сердца людей задолго до Нагорной проповеди. О выходе за пределы сансары учили древние индийцы, о всепроникающем вечном Дао проповедовали даосы, о Едином и Логосе знали и учили греки. Множество учений и верований ориентировало человека на внемирное существование, предлагая различные пути освобождения от мира, от мировой иллюзии, привязывающей человека к земному. Апогеем неприятия мира в преддверии проповеди Христа, стали гностические учения, считавшие мир делом рук Демиурга, воплощения злого начала, а тело человеческое темницей души, нуждающейся в освобождении. Учение Христа и сам факт Боговоплощения стал явлением совершенно иногопорядка – идеи временной испорченности и вечного совершенства Его творения (Небесный Иерусалим). Христос облекся в плоть и прославил её (воскресение Христа в теле), и Он также дал вечную жизнь Его народу, не душам только, но и телам (идея воскресения в теле). Гностические идеи до сегодняшнего дня присутствуют в церкви, христианам проще верить в духовное воскресение, ведь тогда вера может сойти за философию, и не будет выглядеть «безумием в глазах мира». Именно на идее воскресения афинские философы прервали Павла и пообещали выслушать его в другой раз.

Ум, обращенный только лишь к вечности несовершенен в той же степени, что и ум, обращенный к земному. Такому сознанию открыта только вечность, оно приковано к небесам, и конечно же, можно восхищаться свободным полетом сознания мистиков, свободных от оков бренного мира. Однако представляется, что взгляд Христа направлен также и в другую сторону, Его сердце по ту и по эту сторону бытия. Наказ возделывать сад земли данный Богом Адаму не был отменен Новым заветом, но христианство зачастую в своем религиозном рвении порывает связи с этим миром, полагая, что в том более угождает Богу, нотеряет при этом своё предназначение.

Не говоря подробно об издержках сознания ограниченного рамками мира, скажем лишь только, что церковь, теряя перспективу вечности, очень легко становится очередным социальным институтом, более или менее влиятельным, более или менее многочисленным, отделом городской администрации по социальной работе или клубом псевдоучёных интеллектуалов. Это печальная перспектива для церкви, как для соли, потерявшей силу. Иметь ум Христов – это уметь видеть временное, но в вечной перспективе, конечное в бесконечном, множественное в единстве. Сознание утилитарное, прагматическое, обращенное к миру земному имеет туже ценность, что и сознание, видящее единое, вечное. Проблема человека и церкви в целом, состоит в том, что ему сложно, а подчас невозможно удержать оба этих полюса. Но в этом и заключается великая благодать, сокрытая во Христе, которая через присутствие Его в нас, совершает невозможное. Иметь ум Христа – задача не только понимания, хотя и это крайне важно, но задача ежедневного предстояния перед Ним в молитве.

Понимание полярности человеческого сознания и примирение дихотомии временного и вечного в сознании, обновленном Духом, ведет к более глубокой разработке одной из магистральных проблем и достижений нынешнего соборного движения, которое получило название «всеобщее священство». Эта проблематика, заложенная ещё Лютером, выходит далеко за рамки узко экклезиологических проблем. Каждый верующий – священник перед Богом, это пафос всего протестантского богословия. Однако на протяжении соборов стало ясно, что евангельское понимание священства ограничило само понимание священства. Священнодействие понималось в узком смысле проповеди евангелия в мире и служения в церкви. Вся христианская жизнь оказалась скованной рамками церковной общины и евангелизационными «вылазками» в мир. Контакты церкви с миром оказались подчиненными узким интересам евангелизации. Даже бескорыстная, казалось бы, со стороны социальная работа, и та служила единственной цели – привести в церковь новых людей. За бортом выхолощенной церковной программы оказались культура, искусство, наука, образование, профессионализм, всё ценности и богатства цивилизации. Это не значит, что миссия или Великое поручение не важны в жизни церкви. Это важное, но не единственное предназначение человека. Не является единственным предназначением человека проповедь Евангелия, есть ещё сама жизнь, о которой и говорит Евангелие, жизнь во всей её полноте. Бог даровал нам не миссию, а жизнь, протяженную в вечность, а вот миссию Он нам поручил.

Достижение собора в новом понимании всеобщего священства как всей полноты христианской жизни, посвященной Богу. Вся жизнь христианина — это священнодействие перед Ним во всех её многообразных проявлениях и аспектах. Жизнь, посвященная Богу – это исполнение профессионального, родительского или гражданского долга, это воплощенная в жизни справедливость и милосердие, это исследователь, движимый восхищением перед Создателем и ученый, ищущий решения жизненно важных проблем, это творческий порыв, где во вдохновении художника говорит Дух Творца и хирург, делающий то, что от него зависит. Священнодействие перед Богом – это жизнь посвященная Богу не в уповании на свои силы, но в желании осуществить во всей полноте возможное для человека.

Всеобщее священство – это новое измерение сакрального, простирающееся до горизонта за пределы наших церковных стен.Всеобщее священство — это церковь без стен, и мир как единый Храм служения Всевышнему, Новый Иерусалим, который мы видим через временное в вечном.

Собор – не претензия сказать новое слово в богословии, это не стремление к модернизации церкви и не попытка идти в ногу со временем. Собор нужен нам чтобы не новое, но вечное Слово Бога было вновь услышано и осмысленно новыми умами нового мира.

Автор: Скоробогатова Ирина, канд. философских наук, Красноярск